Мохнатые слоны

Роман

Несколько слов о своем, так сказать, методе, хотя, как правило, это мало кого интересует. И все-таки…

Я не могу описывать полностью, от нуля придуманный сюжет и придуманных героев. Я беру некую знакомую мне жизненную историю за основу.

Затем я трачу много усилий на то, чтобы как можно лучше замаскировать своих героев, сделать так, чтобы они себя не узнали. С этой же целью я подправляю и события, сдвигаю их по времени и по месту действия, что-то добавлю, кое-что вообще изменяю. Не хочу вызывать осложнений со знакомыми мне людьми. Тем более не хочу, чтобы кто-то из них свернул мне шею. И признаюсь, когда не все знаешь, когда приходится что-то додумывать, писать интереснее. Но если я не вижу за гримом реальных действующих лиц, то слова иссякают сами собой, а вместо героев начинают двигаться манекены.

Часть первая

Остановиться, оглянуться

Дачные хроники

Улучшение жизни и прогресс имеют и свои отрицательные стороны.

Раньше было тише и спокойнее. Жизнь проносилась не так быстро и не с таким оглушительным грохотом.

Федор Васильевич Метельский еще в конце шестидесятых годов получил дачный участок на 11-м квартале приморской дороги, в ста метрах от спуска к морю, прекрасное место. Соседний участок, еще ближе к спуску, достался рабочему завода киноаппаратуры Николаю Стручкову. Это было время, когда ныне бесценные дачные участки за "трудовые заслуги" могли получить нормальные, обычные люди очень недорого, буквально за гроши. Правда, период этого равноправия продолжался недолго, к концу шестидесятых оно благополучно закончилось, но Метельские и Стручковы успели. Им повезло.

У соседей оказалось много общего. Они были примерно одного возраста, Николай на пару лет постарше. Обе жены были учительницами, одна географии, другая истории. В каждой семье по одному ребенку, мальчики. Алик Метельский был на год моложе Юры Стручкова, но на даче они были в одной компании и все лето дружно и немилосердно с утра до вечера жарились на пляже, только один раз в день поднимаясь домой на обед. Тогда еще не знали, что южное солнце опасно и вредно, что последствия могут быть самыми непредсказуемыми. К концу сезона ребята выглядели не просто загорелыми, а я бы даже сказал прокопченными, и никого это не волновало. Все были убеждены, что это не просто красиво, но и очень здорово. А может, так оно и было?

Но особенно сблизило семьи строительство хибар – так в те время обычно называли легкие дачные домики. Они не просто помогали друг другу, это была одна бригада. Молодой офицер Федор Метельский закончил строительный институт и работал в строительном управлении военного округа, поэтому естественно за ним были проекты, чертежи, добыча дефицитных строительных материалов – в те времена все было дефицитом. А Стручков, отличный слесарь-сборщик, народный умелец от природы, мог своими руками сотворить возможное и невозможное. В таком тандеме все спорилось, и на зависть соседям к концу второго сезона на обоих участках стояли деревянные, свежевыкрашенные домики, которые язык не повернется назвать уничижительным словом хибара.

Годы шли, дети росли, отношения между семьями продолжали оставаться дружескими и теплыми. И все-таки это была, как бы точнее определить, сезонная дружба. Зимой они виделись нечасто – и взрослые, и ребята. Жили в разных и далеких друг от друга районах, дети учились в разных школах. Но летом все связи восстанавливались мгновенно. Тем более, что дача требовала непрерывных забот, и обе семьи помогали друг другу, как могли и чем могли.

Модернизировались домики, утеплялись стены и полы, появились окна с двойными стеклами. Провели газ, и уже можно было установить водяное отопление с помощью всем в те времена известного АГВ – аппарата газового водонагревательного. Домики становились пригодными для проживания круглый год. Они постепенно превращались в дополнительную квартиру. Повзрослевшие ребята со временем использовали их зимой «в корыстных целях», по определению Федора Васильевича, который еще не забыл одну из сложнейших проблем советских молодых людей - поиск квартиры для свидания.

Жизнь в стабильно разваливающемся Советском Союзе ни шатко ни валко, без особых перемен дошла до водораздела – начала перестройки. И в семьях Метельских и Стручковых в этот период все шло привычно и по накатанному, все как у всех. Закончили ребята институты – Юра экономический, Алик холодильный. Затем работа в проектных организациях без особых перспектив, за зарплату, на которую ничего нельзя было купить. А кстати и нечего – магазины пустели на глазах. Но затем синхронно с ломкой казалось вечного советского режима начались серьезные перемены и в семьях Метельских и Стручковых. Часть из них была обычными житейскими бедами, от которых, увы, никто не застрахован. Но некоторые не просто случайно совпали по времени с перестройкой - когда серьезнейшим образом, кардинально ломается жизнь в стране, это неизбежно сказывается и на жизни каждой семьи, каждого человека.

Первая серьезная перемена произошла в жизни семьи Стручкова. В 87-м году Юра женился. Ему в это время было уже 26 лет, вполне зрелый возраст для ответственного шага. Но все было не так просто. Брак оказался смешанным, и эта смесь давала молодоженам шансы покинуть страну и перебраться куда-нибудь во враждебный лагерь, то есть продать родину в поисках сытой жизни. Именно так все это выглядело в глазах коммуниста Николая Стручкова.

Был он не просто отличным слесарем-сборщиком, а показательным, образцовым рабочим. Многие, надеюсь, еще помнят, что в советские времена на каждом солидном и даже не очень солидном заводе были маяки – пара-другая рабочих, отличников коммунистического труда, истинных коммунистов, на которых должны были равняться все прочие. Их портреты висели на всех досках почета, наиболее уважаемые были членами райсовета или горсовета, членами бюро горкома и даже обкома партии и так далее. Они выезжали на различные пленумы, встречи, входили в состав различных делегаций. По мере роста авторитета у них уже оставалось не так много времени на трудовые подвиги, но этим вещам в те времена не слишком удивлялись. Так вот Николай Стручков был одним из достаточно успешных маяков и метил на пост председателя завкома, что обеспечивало неплохую и спокойную старость. И вдруг такой удар.

Но к его чести нужно сказать, что все-таки основную боль Стручкову доставляли не меркантильные соображения – они тоже были, как же без этого, - а потеря сына. Не только идеологическая, но и вполне реальная – в то время границы были закрыты наглухо, и на встречу с беглецами в обозримом будущем никто не надеялся.

Бедная мать Юры была просто в отчаянии. Но ни слезы, ни уговоры не помогли. В начале 89-го Юрий Стручков в качестве законного мужа внучки еврейки отбыл вроде бы в Израиль, но в Италии сбился с курса и попал в Канаду. Где с женой и детьми благополучно живет и по сей день.

Оставшиеся одинокими Стручковы как-то потускнели и даже на глазах постарели. Они остались не у дел. О карьере профсоюзного деятеля Николаю нечего было и мечтать, жена его Дарья Семеновна ушла на пенсию и категорически отказалась работать в школе, несмотря на непрекращающиеся уговоры дирекции – педагогов, особенно преподавателей истории, как обычно не хватало. Чета Стручковых все больше проводила времени на даче, где можно было заняться делом, а не сидеть и тупо смотреть телевизор по вечерам. На природе забот всегда хватает, в том числе и нелегких физических, тем более даже маленький участок очень выручал последние годы, потому что в магазинах с прилавков исчезло буквально все, а на рынке цены были просто невообразимыми.

Метельские старались помочь соседям, чем только можно, и словом, и делом. А Федор Васильевич взял на себя специальную миссию - он по мере сил избавлял Николая от необходимости пить в одиночестве. Серьезная помощь – все знают, что когда человек остается один на один с бутылкой, тут уже и до алкоголизма недалеко.

Так прошло еще два года. И на сей раз беда обрушилась на Метельских. Их трагедия тоже была не просто связана с перестройкой, но являлась ее прямым следствием.

В 90-х годах развал бушевал по всей огромной стране. Люди ходили на работу только в надежде получить какие-никакие деньги, о дисциплине на предприятиях никто даже не заикался. Крик: «В соседнем магазине выбросили колбасу» - мгновенно сметал с рабочих мест целые коллективы. Так вели себя все, и медики, увы, не были исключением.

Марте Максимовне Метельской было только пятьдесят три года, когда осенью девяностого первого она подхватила модный не то вирусный грипп, не то ОРЗ, не то ангину, а скорее всего комбинацию всех этих недугов вместе. Тогда, впрочем как и сейчас, мало кто отличал одно от второго и третьего. Казалось бы, дело житейское. Но температура была высокой и горло очень болело. Участковый врач послушал легкие, сердце и от греха подальше посоветовал отправить ее в больницу, тем более, что мужчины работали, а оставлять больную без присмотра в таком состоянии не стоило. И хоть все уже знали, что в больницах царит такой же бардак, как везде, но привычка верить в серьезность государственной медицины свое дело сделала.

К этому времени лекарств в больницах уже оставалось немного, а те что были – почти открыто продавались за деньги. Метельской прописали уколы антибиотика. А так как у нее уже проявлялась однажды сильная аллергия на пенициллин, то Федор Васильевич по знакомству и за солидные деньги купил ей необходимое число ампул антибиотика на другой основе, не на пенициллиновой.

То ли процедурная сестра напутала, то ли продала более дорогие ампулы налево – вполне реальный вариант «в лихие девяностые» – но даже этого оказалось недостаточно, нашелся способ еще усугубить и без того критическую ситуацию. Сразу же после инъекции раздался клич: «Что-то в магазине выбросили!» - и весь медицинский персонал из корпуса как корова языком слизала. Когда у Метельской начался сильнейший аллергический отек дыхательных путей, помочь ей было некому. Пока больные метались в поисках сбежавшей медицины, пока нашли кого-то в соседнем здании, пока разобрались,что к чему, было уже поздно. Спасти Марту Максимовну не удалось.

Экспертиза доказала факт инъекции пенициллина, но на требование Метельских открыть уголовное дело в прокуратуре резонно возразили:

- Если бы мы могли ее оживить, тогда конечно... А так… Сами видите, что творится... Сейчас любого сажать можно… Ну посадим, а кто работать будет?.. Желающих не видно…

Следователь явно куда-то торопился. Наверняка где-то что-то выбросили...

Бороться с этим было невозможно, да и бессмысленно.

Итак, наступившим летом на знакомых нам участках уже жило две поредевшие и оглушенные своими бедами семьи. Все это еще больше сплотило соседей, калитка между участками никогда не закрывалась.

- Даша сегодня готовит с лихвой, - регулярно приглашал Николай соседей на ужин, а в субботу-воскресенье и вовсе на обед.

- Она всегда готовит с лихвой, не можем же мы каждый раз… - пытались отказаться Метельские. Помогало мало. Зато они в свою очередь овладели тоже неплохой отраслью кулинарии – стали замечательными специалистами по приготовлению особого «перестроечного» шашлыка. Патент Метельских.

С мясом, как вы догадываетесь, были сложности, поэтому шашлык напоминал «ирландское рагу», известное по роману Джером Джерома. На шампур шли все овощи, фрукты и даже ягоды, которые были в наличии, слегка предварительно подрумяненный картофель, редис молодой и старый, кабачки, травы. Время от времени там попадались кусочки мяса или вареной колбасы. Но главное, все это было полито специальным соком, секрет которого не разглашался. Голь на выдумки хитра, но ей-богу, это было вкусно. Меня пару раз угощали «перестроечным» шашлыком, и могу положа руку на сердце сказать - в сочетании с красным сухим вином по методу Метельского, старшего или рюмочкой самогона по способу Николая Стручкова было не просто съедобно, но без преувеличения очень вкусно.

Время шло, раны медленно зарубцовывались. На даче Стручковых летом стал появляться новый жилец, безусловно скрасивший жизнь всему коллективу. Согласитесь со мной, дача без детских голосов все-таки унылое место. Дочь Толи Стручкова, племянника Николая, лет примерно с девяти-десяти сразу же после окончания занятий в школе переезжала на дачу и жила практически безвыездно до 1 сентября. Родители ее не слишком были этим довольны, но по групповой просьбе дяди Коли и тети Даши, поддержанной скандалами своевольной Регины, прекратили сопротивление. Только раза два в неделю Толя и его жена Валентина Ивановна приезжали с сумками, наполненными непривычной для жильцов дачи качественной провизией – молодые Стручковы в отличие от старых довольно быстро приспособилась к новой жизни и шли в гору. Таким образом, все складывалось к лучшему.

Регина, выходит, приходилась Стручкову внучатой племянницей, но так как Николай точно не знал, где ставить ударение в слове «внучатая» - на букве «у» или на первом «а», - то он называл ее просто внучкой. А Алик именовал девочку «дочь полка». Регина отзывалась на все варианты, свободно перемещалась с одного участка на другой и везде чувствовала себя комфортно. К удивлению ее родителей, она совершенно не капризничала и не скандалила, видимо приберегая все это для дома и для школы в очередном учебном году.

Очень часто девочки в переходном возрасте бывают «гадким утенком» - голенастыми, немного нескладными. Регина была исключением из этого правила. Любая одежда на ней всегда сидела ладно, довольно длинные светлые волосы даже после сна образовывали не хаос, а какой-то художественный беспорядок, худенькая фигурка по-женски пропорциональна, движения свободные, естественные. Был грех, она иной раз явно кокетничала, и это ей не шло. От себя могу добавить, что детское кокетство у меня вызывает оскомину, чаще всего есть в этом что-то фальшивое. Но Регина грешила кокетством не часто и не слишком явно, чувство меры ей не отказывало.

Девочка смело и без доли сомнения говорила вслух, что когда вырастет, то станет такой же красивой, как ее мама. Задача, прямо скажем, не из легких, но цель весьма достойная…

Как я уже упоминал, шли «лихие девяностые», хаос царил в стране, которая сначала была частью Советского Союза, а затем стала самостоятельным государством. Но легче от этого не стало.

В этот нелегкий период дача была для наших героев очагом умиротворения и спокойствия. Дарья Семеновна все лето жила там безвыездно, Николай возвращался после поисков хлеба насущного каждый вечер, а Метельские непременно приезжали в пятницу и уезжали в понедельник утром. Иногда посреди недели поздно вечером неслышно появлялся в домике Алик в сопровождении очередной подруги, аки тать в нощи, светом пользовался умеренно и скромно, только и слышно было тсс… тсс!.. В те времена свободные отношения еще не настолько афишировались, как это принято сейчас. Стручковы совершенно «не замечали» таинственных посещений, а Регина непременно громко сообщала:

- Гуляка появился!

И обдавала Алика при последующей встрече презрительным взглядом своих больших зеленых глаз. Только через день-два после этого преступления она меняла гнев на милость и разговаривала с гулякой не через зубы, а нормально. По-моему, Алик ее побаивался больше всех остальных свидетелей его похождений. Но у него был хороший способ добиться амнистии. Во-первых, уже упоминавшийся «перестроечный шашлык», а во-вторых, пение под гитару.

В последующие несколько лет соседи регулярно собирались по пятницам и субботам у очага, который умелец Николай соорудил по своему проекту, но на территории Метельских. Это с одной стороны было признание их успехов в кулинарии, и в то же время подарок к юбилею Федора. Пятого июня 95-го года ему исполнилось 60 лет. Подарок представлял собой довольно изящное и практичное сооружение - помесь шашлычницы и камина на свежем воздухе. Вытяжка была мастерски выполнена в виде Эйфелевой башни. По словам польщенного юбиляра, конструкция вполне тянула на патент, в крайнем случае на произведение искусства.

Дарья Семеновна готовила нехитрую закуску, но с непременной порцией первого блюда, чаще всего борща, «жидкое нужно ребятам хоть раз в неделю обязательно». Ужин на свежем воздухе под фонарем проходил тихо и мирно, самогон в рюмке у Николая, натуральное вино в фужере у Федора, Алик проявлял беспринципность и принимал то одно, то другое, но в малых количествах. Он не был любителем выпивки. Затем, почти каждый раз, по настойчивой просьбе Регины, он брал гитару и тихонько пел песенки, в основном своего сочинения. Раньше, особенно в институте, Алик увлекался бардовской песней и даже имел успех на местном уровне прежде всего у женского контингента. Он и сейчас еще был довольно стройным, еще вполне приличной была светлая шевелюра. И пока еще по-прежнему напоминал молодого Есенина. Правда, стихи, которые писал Алик, были по качеству далеко не есенинские, но было у него и преимущество - Есенин не пел и не играл на гитаре. А у Алика был довольно приятный домашний голос, то ли низкий тенор, то ли высокий баритон, и слух вполне приличный. В эти вечера наши герои забывали о бурях и штормах, которые проносились над страной.

- Мы едем завтра в оазис? – спрашивал Алик отца. Оазис, бесспорно, удачное определение.

Конечно же Метельским, двум мужчинам без женского присмотра было нелегко. Но они довольно неплохо держались, содержали дом в относительной чистоте и даже время от времени что-то готовили на плите. Дарья Семеновна смотрела на них с сочувствием и нередко выражала свое беспокойство в типичной для женщины форме:

- Жениться вам надо.

При этом не делала никакого различия между отцом и сыном. На ее взгляд, оба были достойными женихами. Федор отмалчивался, а Алик обычно отвечал:

- Вы видите, что творится. Сейчас не то что жениться, разводиться впору. Каждый день все висит на волоске. Какую тут семью можно строить?

И все-таки летом 96-го года Алик женился. Ему шел тридцать второй год, вполне солидный возраст. Но, возможно, были еще дополнительные обстоятельства. Через семь с половиной месяцев после свадьбы у молодоженов родилась вполне здоровая девочка, очень даже доношенная, рост пятьдесят один и вес три восемьсот. Назвали ее Светой.

Молодая жена Лиля была скрипачкой, солисткой разваливающегося симфонического оркестра, во всяком случае она себя солисткой считала.

Свадьбу праздновали довольно скромно, в кафе. Стручковы были, разумеется, тоже приглашены, обе семьи всем составом. Но Регина, которой уже было четырнадцать лет, взрослый человек, категорически отказалась. Мало того, до конца того лета она ни разу на даче не появлялась.

Вы уже давно поняли – и никакого секрета я из этого не делал – речь идет о пресловутой первой детской влюбленности. Какая девочка устоит против чар почти Сергея Есенина, да еще поющего и играющего на гитаре?!

Словом, жизнь на даче продолжалась. Стабилизировалась потихоньку ситуация в стране, точнее сказать люди стали привыкать к новым условиям. Стручковы-старшие почти круглый год жили на даче, Николай пристроился обслуживать две десятиэтажки неподалеку, буквально на расстоянии полутора кварталов. Как он сам говорил, работал «мальчиком по вызовам». Если что-то в этих домах ломалось, ему звонили в любое время дня и ночи. Он стал там самым нужным человеком – и швец, и жнец и на дуде игрец. И соответственно заработки были неплохие. Теперь Стручковы могли себе позволить едва ли не каждый год ездить за свой счет в Канаду в гости к сыну. Конечно, только так считалось – за свой счет, – потому что дети их возили едва ли не по всему Американскому континенту, холили и нежили, как могли. Прекрасные у Стручковых были отношения с детьми и внуками, можно позавидовать. Но билеты были куплены за рубли, и это успокаивало самолюбие бывшего «маяка».

Метельские тоже нашли в новой жизни свою нишу, но об этом я расскажу чуть позже. Пока добавлю только одно - после свадьбы сына Федор Васильевич совершил героический благородный поступок. Он позволил молодоженам свить гнездышко в городской трехкомнатной квартире, а сам переселился на дачу. Впрочем, через два года ему удалось недорого купить небольшую полуторакомнатную квартиру со вторых рук, благо на тот период цены на жилье были демпинговыми.

Метельские в новом расширенном составе по-прежнему выходные дни с мая по сентябрь проводили на даче. А со временем стали оставаться там и в рабочие дни до начала учебного года. Дело в том, что постепенно новый вид транспорта – микроавтобусы – надежно и недорого связал дачный район с центром города. Таким образом, приморские кварталы превратились в обычный спальный район.

Может быть пропускала временами поездки на дачу только Лиля Метельская, она оказалась женщиной с претензиями. В консерваторию Лиля приехала поступать из славного города Первомайска, который еще недавно был местечком, но считала себя убежденной урбанисткой. Поэтому она не стремилась быть поближе к природе, а уж трудиться на ее благо – увольте… Да и руки музыканта требовали к себе особого отношения. Поэтому время от времени по различным причинам – поздняя или ранняя репетиция, недомогание и прочее и прочее, она оставалась на городской квартире. Хочу быть объективным – Лиля не злоупотребляла прогулами. И я не хотел бы, чтобы вы восприняли ее в качестве отрицательного персонажа. Она была достаточно любящей матерью, вполне нормальной женой.

И к тому же ее эпизодические прогулы серьезного влияния на жизнь на даче не оказывали. Мужчины Метельские с помощью добрейшей Дарьи Семеновны научились прекрасно справляться со своим подрастающим чадом. Кстати, помощь им оказывала и Регина, которая уже на следующее после свадьбы Алика лето то ли смягчилась, то ли смирилась с неизбежным и снова стала завсегдатаем дачи.

Так без особых перемен прошло еще несколько лет. Мы с вами приближаемся к нашему времени. К другой эпохе…

И, увы, сейчас, к большому своему сожалению я должен расстаться с Николаем и Дарьей Стручковыми, и расстаться при очень печальных обстоятельствах. В августе 2007-го ушла Дарья Семеновна, ушла ночью, во сне, тихо, неслышно. Словно пыталась доставить всем как можно меньше хлопот.

Николай проснулся утром, жена была рядом. Странно, обычно она вставала намного раньше его… На губах у Даши была извиняющаяся улыбка...

Вопреки статистике, в старших поколениях Метельских и Стручковых жены уходили первыми... Мужчины остались одни.

К похоронам дети Дарьи Семеновны не успели, зато на девять дней приехала вместе с семьей Стручкова-младшего целая делегация. Оказывается, пресловутая еврейская бабушка жены Юры, которая обеспечила им канадское гражданство – надеюсь, вы еще помните эту историю, – предоставила такую же возможность еще доброму десятку потомков. В Америке и Канаде эти потомки связались друг с другом и даже сдружились. Они решили все вместе исполнить родственный долг, но по разумному деловому западному обычаю совместить печальную поездку с купанием в море и отдыхом на даче Николая. Часть из них, естественно, разместилась у Метельских. Места хватило. По собственному опыту знаю, что деловые люди не только на Западе, но теперь уже и у нас в стране, считают, что в жизни все реально и все совместимо. Может это и разумно, но как-то непривычно…

Дети и внуки покойной вместе с загорелыми гостями отбыли дней через десять, и под шумок не только увезли с собой Николая, которому действительно нечего было тут больше делать одному, но и за приличную сумму продали дачный участок его племяннику Анатолию. А надо сказать, этот участок в то время уже стоил немало, то есть на какое-то время финансовая поддержка новому переселенцу была обеспечена. А за компанию городскую квартиру Николая новоиспеченные родственники почти за бесценок продали Регине, которая не так давно вышла замуж.

Без Николая и Дарьи Семеновны дача для Метельских стала другой. Аура ее изменилась. Она оставалась местом летнего отдыха, но оазисом быть перестала. И дело не только в том, что рядом уже не было хороших друзей и соседей. Слишком быстро все стало меняться вокруг. Старая жизнь, хорошая она была или плохая, закончилась, не видеть этого было нельзя. Некогда дачный район быстрыми темпами урбанизировался. Прокладывались многополосные шоссе, гудел, только чуть затихая к ночи, транспорт. То тут то там воздвигались веселые, какие-то то ли пряничные, то ли тортообразные многоэтажки новых русских – такая была архитектурная мода. Но в еще больших количествах, как грибы после дождя, не по дням, а по часам вырастали престижные виллы, огромные грибы среди низкорослых неприхотливых, приходящих в упадок строений советского периода.

Да, времена менялись… И менялись нравы.

На участке, принадлежавшем теперь Анатолию Стручкову, стала прорастать сорная трава, за деревьями и цветниками уже никто не следил. Правда, на следующее лето после описываемых событий туда время от времени наезжала Регина, сначала с мужем, затем с мужем и с ребенком, потом с ребенком, но уже без мужа. Иногда с ней приезжала и Валентина Ивановна, она помогала молодой и уже одинокой мамаше. Но сил и желания приводить участок в порядок у них не было, а дача, как известно, требует заботливых рук и хозяйского присмотра. Вполне естественно, появились следы запустения, такие вещи происходят очень быстро.

Скорей всего эти три года Анатолий Петрович собирался с силами. Если уж что-то строить, то не хуже других, а это было непросто. Некоторые виллы по соседству вполне могли бы украсить, скажем, Лазурный берег.

Хозяин созрел к осени 2010 года. На участке Стручкова появился бульдозер и прежде всего снес дачный домик вместе со всей начинкой. Видевшая это своими глазами Лиля Метельская уверяла, что даже двери не открывали и ничего из дома не вынесли. Но Лиля была человеком слегка эксцентричным, могла и преувеличить. С этого дня началось активное строительство новой виллы рядом со старым, добрым, повидавшим виды домиком Метельских. Как иллюстрация смены эпох.

Это была нелегкая нагрузка. Привычный летний отдых был основательно испорчен. Правда, Стручковы прекращали строительные работы по субботам и воскресеньям для того, чтобы дать дачникам хотя бы в выходные дни передохнуть. Сама хозяйка Валентина Ивановна еще весной прошлого года обошла всех соседей с этим сообщением, а заодно с извинениями за причиненные неудобства. Поступок, надо сказать, необычный для современных «новых русских». Но Валентина Ивановна – это знали все соседи – была женщиной интеллигентной и совестливой.

Слава Богу, в начале сентября 2011-го строительство виллы Стручкова подошло к концу. Соседи Метельские вздохнули с облегчением.

Описывать дом не буду, скажу лишь, что предстал он во всем великолепии. А вот забору вокруг него внимание надо уделить, поскольку это имеет значение для дальнейшего повествования. Был он немногим выше человеческого роста, толщиной сантиметров десять, не больше. Чтобы не выглядеть угрожающе – все-таки дача, не тюрьма, – он был выкрашен веселенькой светло-светло-зеленой краской. Вплотную к забору предполагалось высадить какие-то декоративные кусты, желательно экзотические, но пока до них руки не дошли.

Со стороны дороги были металлические ворота, рядом калитка – то и другое итальянского происхождения. И по личной просьбе хозяйки Валентины Ивановны, была оставлен еще один проход, реликвия – встроенная в новый забор старая металлическая калитка, много лет соединявшая дачи Стручковых и Метельских, символ продолжающихся дружеских отношений между семьями. К сожалению, этим символом после отъезда Николая Стручкова очень мало пользовались.

Все это была присказка. Сказка будет впереди.

Новоселье

Но калиткой все-таки воспользовались. Метельские получили приглашение отпраздновать новоселье в ближайшую субботу, 9 сентября. Валентина Ивановна не позвонила по телефону, не зашла через главный вход, она воспользовалась калиткой, дав понять таким образом, что близкие отношения соседей сохраняются. На даче были Алик и Лиля.

- Новоселье должно быть дружеским, в узком кругу, только две семьи, наша и ваша, так сказать запросто, - объясняла Валентина Ивановна. - Официальный банкет будет позже. Что-то у нас еще, по мнению Анатолия, не доделано, кусты не высажены, но ведь это все мелочи, правда? Главное, шума и пыли больше не будет, разве это не повод для праздника? Я представляю, каково вам было.

Все это было сказано очень искренне и с какой-то даже извиняющейся ноткой в голосе.

Разумеется, приглашение с благодарностью было принято. Поговорили немного о доме, о детях, о здоровье. Затем Валентина Ивановна отказалась от чая, сказала, что много дел по хозяйству, и демократично снова через калитку ушла к себе на участок.

- Какая обаятельная женщина, - сказал Алик. – Повезло Анатолию.

Реакция Лили была мгновенной.

- Еще вопрос, кому повезло. Работы у нее много! Тамара с мужем там крутятся с утра до вечера.

Тамара была двоюродной сестрой Валентины Ивановны и жила неподалеку, в том же дачном районе. Стручков нанял ее с мужем для работы на даче, такой дом и участок требовали непрерывного присмотра.

Лиля все и обо всех знала. Это было ее свойство. Она не сплетничала и не собирала сведения, просто все замечала, а об остальном догадывалась.

- Пригласили нас на междусобойчик. Как бедных родственников. На кухню. Пока кусты завезут. Конечно. Когда будет бомонд, нас не позовут.

Алик не отреагировал, он знал острый язычок супруги. Лиля очень хотела попасть именно в бомонд, она недавно купила новое вечернее платье, как раз подходящее для элитной тусовки.

Приехавший позже Федор Метельский был рад приглашению.

- Очень хорошо, пора восстанавливать отношения.

- Отношения? Какие могут быть отношения? – Лиля ткнула пальцем в сторону сверкающей всеми красками в лучах заходящего солнца вилы и перевела взгляд на очень скромно выглядевший домик, который давно пора было освежить, да все как-то времени не хватало. – Вот ваши отношения. Любуйтесь.

Алик и его отец молча и очень похожим жестом пожали плечами. С Лилей они старались не спорить.

- Да, а подарок? Должен быть подарок! И не дешевый. Мы не можем, как бедные родственники…

- Все будет в порядке. Подарок будет, правда, внучка? – это уже относилось к появившейся следом Светочке. – Завтра с утра начнем готовиться к новоселью.

Принимали Метельских не на кухне. На веранде. На голубом полу стоял довольно большой стол темного дерева, наверно раскладной, но для восьми человек он и в сложенном состоянии был более чем обширен. Стулья тоже темные и массивные. Посреди веранды над столом свисала довольно большая модерновая люстра с люминесцентным светильником овальной формы. Дополнительно с четырех сторон под навесом горели симпатичные то ли бра, то ли фонарики, дававшие мягкий рассеянный свет. Сочетание всего этого смотрелось очень эффектно.

Как и положено, сначала была экскурсия по дому. Все хвалили вкус хозяев, а Лиля очень одобрительно отозвалась об их экономических возможностях и при этом со вздохом покосилась на Алика.

На веранде было очень хорошо. Во-первых, вечер был удивительно теплый и безветренный, типичная погода для начала сентября. Но на всякий случай на спинке каждого очень удобного – и тяжелого - стула висел плед. Пушистый, клетчатый.

Стол был в основном рыбный. Рыба горячего, холодного копчения, красная, лососевая. Горячие блюда - модные в последние годы камбала, барабулька, гарнир - пюре, рис, тушеные овощи, по желанию. Отличная наваристая уха. Само собой бутерброды с икрой… Все, не буду больше разжигать ваш аппетит. Разве что уточню, что мясная закуска тоже имела место быть, но в ограниченном ассортименте. Заливная… Вино, коньяк, виски… Все, все, хватит! Прекращаю…

Метельские опасались, что будет прислуживать Тамара, которую все знали, это могло вызвать некоторую неловкость. Но нет, Стручков – никто не сомневался, что с подачи Валентины Ивановны, – пригласил двух молоденьких официанток из ресторана, где заказывалась еда. Девочки были симпатичные и опытные, не нависали над гостями, были бесшумны и незаметны.

Семьи сидели друг напротив друга, по обе стороны стола. Четверо Метельских и четверо Стручковых. Впрочем нет, пятилетний сын Регины имел какую-то иную фамилию, которую гости не знали. Эта фамилия так и не прижилась, не успела.

Начало застолья прошло немного скованно – соседи мало общались последние годы. Но выпили за новый дом, потом за счастье в новом доме, потом за хозяйку, потом за хозяина. Регина собиралась было надуться, но не успела - выпили и за нее с сыном. Малолетний Сережа после этого почти добровольно отправился спать. И вовремя, потому что языки постепенно развязывались. Народ оживился.

Федор Васильевич после третьего бокала почувствовал, что намечается перебор, и хотя он пил, как обычно, только сухое вино – к рыбному столу, как и положено, было подано белое марочное, – но поберечься стоило. Он решил придержать лошадей. Но тут хозяин предложил обязательный тост: «За тех, кого с нами нет». Это святое! Не чокаясь выпили за Марту Максимовну, Дарью Семеновну. О Николае было сказано много хороших слов и тоже выпили. Завязывать пока не удавалось. Но зато беседа стала общей, блюда пустели буквально на глазах. Такой темп долго поддерживать было невозможно.

И вот наступила неизбежная пауза. Затишье. Все откинулись на стульях, довольные едой, питьем, друг другом и окружающей красивой и комфортной обстановкой. Женщины закутались в пледы, может, не столько от холода, сколько для красоты. Инициативу взял на себя Федор Васильевич, он стал развлекать стол размышлениями о жизни. Воспоминаниями о славном доперестроечном прошлом с Николаем, Дашей и Мартой.

Алик забеспокоился. Кажется, отец немного перебрал, сейчас пойдет философия. Так всегда бывало, когда Федор Васильевич позволял себе лишнее. Не хотелось бы. Потом появятся паузы. Потом вечер постепенно угаснет сам собой… Кажется пора приступать ко второй части марлезонского балета, иначе все скиснут. Еще минут пять, десять, и можно тихонько по-английски исчезнуть.

Вставать с удобного стула не хотелось. Алик тоже чувствовал странное брожение в голове – он, как я уже говорил, не был склонен к выпивке и считал это своим недостатком. Отсутствие соответствующих навыков мешало его общению с нашими согражданами и вредило деловым отношениям.

Но это непривычное состояние опьянения сейчас позволило ему каким-то другим, свежим взглядом посмотреть на все происходящее вокруг. И на всех.

Определенно, сидящие за столом незаметно для самих себя достаточно сильно изменились. Сложные были годы, они не могли пройти без следа. Может быть, только отец остался таким, каким был уже много лет. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить.

Алик постучал по столу.

Напротив Алика сидела Регина. Вот уж кто определенно изменился. И трезвый человек этому удивляться не стал бы – Алик был самокритичен. Девочка, ершистая, ни на кого не похожая, превратилась в молодую женщину, стала матерью. Сколько ей сейчас – лет 28, а то и все 29? Кажется, она немного угасла, может устала, хотя в глазах есть еще и надежда, и упорство. Она почти выполнила обещание: стать такой же красивой, как ее мама. Но только почти. Уж очень высокая была мерка. Они сидят рядом, мать и дочь. Можно сравнивать. Валентина Ивановна изделие ручной работы, оригинал, а Регина красивая, но все-таки копия. Глядя на Валентину Ивановну, начинаешь понимать истинное значение слова «осанка». Высокая, стройная, светлые до сих пор без седины волосы, зеленые глаза. Нежный овал лица. Словом славянский тип из народных сказок. «Махнула правой рукой – стали леса и воды, махнула левой – стали летать птицы». Василиса… Изменилась ли она за эти годы? Немного. Стала чуть полнее, ровно настолько, насколько это необходимо с возрастом. А может, чуть-чуть больше, самую малость. Многие женщины в ее годы слишком усердствуют с диетами и выглядят при этом изможденными. Нет, Валентина Ивановна хоть и разменяла шестой десяток (звучит ужасно!), но не теряет позиций, просто перешла в следующую категорию, и несмотря на возраст, в более высокую и ценную. И по-прежнему красивую. Годы тут ни при чем. А может, он пристрастен к ней? Очень даже возможно. Алик испытывал не просто восхищение, что естественно по отношению к такой женщине, как Валентина Ивановна, но даже почтение. Действительно непонятно, он моложе всего на четыре – или пять? – нет, все-таки пять лет, но тем не менее он для нее Алик, а она по-прежнему Валентина Ивановна. И проходят годы, а дистанция не сокращается. Какой-то комплекс.

А вот с ее мужем, богатым и напористым человеком, даже фактически его хозяином (но об этом несколько позже), он общается запросто, по имени и на «ты». Хотя Толе уже 56 лет.

Все-таки внешне не слишком сочетается эта пара. Толя даже сидя почти на полголовы ниже жены, что же будет, когда они встанут? А она сегодня на высоких каблуках. Впрочем, сейчас пошла повальная мода на мужчин маленького роста. Нужно признать, Толя изменился в лучшую сторону. Заматерел. Лицо у него довольно интересное и оригинальное – европейское лицо в сочетании с налетом востока. А главное, в нем проявилась - этого не отнимешь – уверенность в своих силах. Он знает, что на него можно опереться. Такая уверенность дорогого стоит.

Вот если бы не выражение скрытого недовольства и агрессии. Даже сейчас, когда он, казалось бы, должен расслабиться. Но это натура…

Неожиданно Лиля толкнула его локтем и довольно громко спросила:

- Алик, ты шо, заснул? Тебя не видно и не слышно, - несмотря на многолетние усилия? слово «что» ей давалось с трудом, требовало непрерывного контроля. В гневе или расстройстве она переходила на привычное с детства «шо».

В наступившей до этого паузе реплика Лили прозвучала неожиданно громко. Алик заметил, что Регина метнула негодующий взгляд на его жену. Она до сих пор ее недолюбливала и не слишком пыталась это скрывать. Но на Лилю такие мелочи впечатления не производили. Опасность назревала с другой стороны - Света возбудилась, Алик это почувствовал. Если она громко вступится за папу, то повышенных тонов не избежать. У Светы переходный возраст, и последнее время что-то с ней происходит, стала резкая, несдержанная. Хорошо, что вмешался Федор Васильевич. Он постарался громкой остротой сгладить некоторую неловкость. Проехали. Света поворчав, вернулась к любимой барабульке, перед ней на тарелке уже была груда рыбьих костей.

Под звуки очередной истории в исполнении отца Алик вышел из-за стола и? стараясь не привлекать внимания, через калитку прошел к себе на участок. Калитка предательски заскрипела.

Там в мангале – он же камин – уже были сложены специально купленные днем сосновые чурки, рядом стояла бутылка с жидкостью для распалки. Конечно, можно было купить угли, но это было бы не так красиво, как яркий огонь в камине. Алик не пожалел жидкости, пахнущей керосином, основательно полил ею дрова и бросил в камин спичку. Сразу же вспыхнуло пламя, потянулось к кожуху из блестящей нержавейки (до сих пор не потемнела!), загудело в трубе, копии Эйфелевой башни – отличная работа народного умельца!

Прямо против камина стоял низенький и немного колченогий стол. Дугой, лицом к огню, теснились за ним пять легких пластмассовых стульев и три табуретки из кухни. Контраст с обстановкой на веранде был впечатляющий. Но в этой простоте и в открытом огне была своя прелесть.

На веранде заметили отблески пламени, народ с любопытством потянулся к калитке, даже звать никого не пришлось.

- А вторую половину вечера мы предлагаем провести на природе. Вот она у нас рядом. Прошу любить и жаловать.

Это, разумеется, тоном зазывалы произнес отец. Алик молча вынес из домика таз, в котором на шампурах были заранее приготовленные и замаринованные шашлыки, поставил его на тумбочку рядом с камином.

- Комплектом к шашлыкам идет знаменитый «перестроечный» соус, наш секретный патент. Надеюсь, все о нем слышали, а некоторые даже часто пробовали, - Федор Васильевич заговорщицки подмигнул Регине. Он определенно питал к ней слабость.

Раздался одобрительный гомон. Анатолий Петрович, деловой человек, сразу нашелся:

- Прекрасная идея, соседи, прекрасная. Алик, айда со мной за горючим. И кое-что добавим. Не пропадать же добру.

Они пошли за бутылками, взяли поднос стаканов, вилки, ножи, кое-какие блюда с закусками, воду. Сделали даже несколько ходок. Метельские не возражали, они на это и рассчитывали. Колченогий стол с трудом выдерживал изобилие. А впереди еще были шашлыки. Все расселись возле стола, на этот раз Метельские смешались со Стручковыми. Алику стул придержала возле себя Регина. Лиля кажется не заметила этого и оказалась рядом с Анатолием Петровичем. Дальше всех от огня на самом краю выбрала табуретку Валентина Ивановна. Она несомненно была довольна задумкой Метельских.

- Хорошо, когда все хорошо, - негромко сказала она. Но все ее поддержали, а значит, услышали.

С бокалом в руках встал Федор Васильевич и сказал голосом Юрия Яковлева:

- Требую продолжения банкета!

Было очень похоже на Яковлева, и в ответ раздался одобрительный гул голосов.

Человеческие возможности безграничны. Ко всеобщему удивлению, шашлыки – по два на каждого - были съедены, напитки практически допиты. Что значит свежий воздух и перемена обстановки! На тлеющие угли положили новую порцию дров – немного, пару поленьев, и вспыхнувший неяркий огонь не позволил нашей уже сплотившейся группе осоловело впасть в сытую и пьяную дремоту. Общее настроение я бы скорее назвал мечтательным и романтическим. Я думаю, вы себе это представляете. Вечер, почти ночь, камин. Слышно, как вдалеке шумит море. Кто-то – кажется, Анатолий - попытался было поговорить о политике, о взяточниках, от которых нет покоя… Поддержки тема не нашла. Хотелось либо помолчать, либо поговорить о чем-то важном, существенном для каждого. О будущем. О душе. Примерно в таком духе высказалась Регина. Лиля не утерпела:

- Любовь и дружба в лирике Пушкина.

- И о любви, - с вызовом ответила на укол Регина, - и о том, что дальше будет с нами.

Встала и ушла в дом Света. Ей стало неинтересно. А может, просто спать захотелось.

Регина хотела было предложить Алику спеть что-нибудь под гитару, как в прежние добрые времена. Как раз под настроение. Но искоса взглянула на него и только вздохнула. Этот располневший и почти облысевший человек петь не станет и, наверное, правильно сделает. Ничего от Есенина не осталось. А в молодые годы был похож. До чего был похож!.. Хотя в лице и особенно в глазах все-таки есть что-то если не от Есенина, то хотя бы от прежнего Алика. А может, только она одна видит это прежнее?.. Во всяком случае, она ни о чем не жалела...

И тут оживился притихший было на часок Федор Васильевич. Задумчиво глядя в огонь, он неожиданно для всех сообщил:

- Да, возраст у вас, я вам доложу, не простой. Очень сложный. Нам в ваши годы было намного проще. Ничего особенного решать не надо было.

- Кому это нам? – не поняла Регина. – В какие такие наши годы?

- Не в твои, Региночка, не в твои, милая, ты правильно сказала - какие ваши годы?! – ласково улыбнулся ей Федор Васильевич. – Я говорю о старшем поколении. Тем, кому в районе полтинника. То есть пятидесяти. О моем Алике. И о твоем отце.

- И обо мне, - тихо добавила Валентина Ивановна.

- Женщины возраста не имеют, - последовало галантное возражение.

- Почему нам сложнее? - без особого интереса и с улыбкой спросил Анатолий Петрович.

А Алик поморщился: «Философия началась. Это было неизбежно».

- Я сказал, что нам было проще. Нам. Смотри, - он обращался непосредственно к Стручкову. – Когда человек становится взрослым, какая цель перед ним? Какие задачи? Чего надо добиваться в жизни? Создать семью, иметь дом, вырастить детей, ведь так?

- Добиться положения, уважения, достатка, - добавил Стручков и приосанился.

- Точно, занять свое место в жизни.

- Ну, а дальше?

- А дальше к пятидесяти все это уже достигнуто. Как инженер тебе говорю – была создана ячейка, система. Система свою задачу выполнила и распалась. Дети выросли и ушли. Дом, положение уже есть, и в этом возрасте мало что изменишь. Как правило, пик уже прошел. Да и молодых вокруг полно, поджимают. Ведь правда? Не обижайся, даже ты, Толя, уже олигархом не станешь.

- Ну, папа, ты все-таки…

- Спокойно, Алик, Толя не обиделся, Правда? Это я в общем смысле, в философском…

Федор Васильевич получил поддержку с неожиданной стороны.

- Кой черт олигархом! Тут бы свое сохранить. Кризис, и эти чинуши чертовы… - Стручков покрутил головой, виски сделало его более откровенным. – Но почему вам было проще?

- Сам подумай. Мы в ваши годы знали, что свое назначение уже выполнили. По статистике средняя продолжительность жизни мужчины была 56 лет. И это сидело у нас у всех тут, - он выразительно постучал пальцем по виску. - Оставалось чуть-чуть до пенсии, а до конца может еще ближе. Мы все это сознавали. И поэтому нам не надо было ничего решать. Спокойно дожить то, что осталось. Доработать, чтоб не выгнали, потом, если повезет, домино во дворе. Помочь детям и внукам, это особенно бабушек касается. О чем тут думать? Помнишь, анекдот о цыгане? «Та сколько той зимы? Сентяп, октяп, тяп-тяп и лето».

- Ну и что? В чем разница?

- Какой ты, Анатолий Петрович, сегодня. Неужели я так неясно объясняю? Не видишь разницы? У вас сейчас впереди как минимум двадцать, двадцать пять активных нормальных лет, – он выразительно поднял указательный палец, требуя внимания. - У вас впереди, если хочешь знать, столько же полноценных лет, сколько вы уже прожили в зрелом возрасте. Фифти-фифти. Но система свое уже отработала. Все что намечено, сделано. А впереди еще жить и жить, пахать и пахать. Есть о чем подумать?

Все повернулись к Федору Васильевичу, крайние придвинулись поближе, чтобы лучше было слышно.

- И знаешь, - Метельский почувствовал интерес слушателей и воодушевился, - когда сейчас говорят «вторая половина жизни», то это не для красного словца. Первая половина, если хочешь знать, вам была дана для одного варианта. Там все было понятно. «Цели ясны, задачи определены, за работу, товарищи». Теперь вам выделен еще такой же срок на второй вариант жизни, совершенно не похожий на первый. Совсем другие условия, и вы другие. Разве можно доживать его просто так, по инерции? Это наша совковая ментальность на вас влияет – «а сколько той зимы?». Не зима это. Не год, не два. Еще одна жизнь – вот это что. И к чему-то нужно стремиться, ведь так? Знать бы только к чему…

Довольно длинный монолог Федора Васильевича произвел впечатление. Все оживились. Заулыбались, Анатолий Петрович хмыкнул и долил себе виски в опустевший бокал.

Алик тоже долил, и тоже виски:

- Ну, папа, ты сформулировал. Задумаешься… Просто доживать полжизни - непозволительная роскошь. - Он приподнялся на стуле и понял бокал. – Давайте выпьем за моего отца.

Следом поднялся Стручков:

- Давно пора это сделать.

Хор голосов поддержал тост. Стали наливать, разыскивать на столе спиртное, перебирать бутылки, чокаться.

Но были и несогласные. Возможно, Лиля восприняла прочувствованное выступление свекра как камень в свой огород. Во всяком случае, она довольно резко и даже враждебно спросила:

- Ну, и шо это значит? Обрубить хвосты и начинать новую жизнь? С чистого листа? Интересная философия!

Наверно, у Лили были основания для подозрений, потому что Метельский довольно уклончиво возразил:

- Я только сказал, что стоит подумать: а можно так жить еще много лет или что-то нужно менять.

Лиля буквально задохнулась от возмущения:

- Так мы это и видим сколько угодно. Богатые старые пердуны меняют состав. Берут молоденьких девочек в жены или в любовницы, заделывают (Лиля выразилась конкретнее – у музыкантов своя лексика) им детей. Вот и начинается новая жизнь. Как раз по рецепту Федора Васильевича. Растут дети, а у папаш растут рога. Цирк!

Регина тихонько сказала:

- Так уж обязательно рога. Если люди любят друг друга, при чем тут годы.

- Шо-то я не видела, шобы молоденькие и красивые девочки любили старых, некрасивых и бедных. И брали бы их в мужья или в любовники. Или, скажем, молодой красивый шобы спал со старушкой на социальном пособии. А с деньгами – сколько угодно!..

Алик в схватке не участвовал. Он с интересом наблюдал, как реагируют на дискуссию все без исключения, даже те, кто молчит. Равнодушных не было. Стручков после завершающего пассажа Лили покрутил головой, посмотрел на нее почти с ненавистью и глотнул еще полстакана виски. Валентина Ивановна искоса взглянула на мужа и еле заметно улыбнулась. А Федор Васильевич, кажется, уже не рад был, что посеял такую бурю. Пора было прийти ему на помощь.

- Лиля, не ломись в открытую дверь. О том и речь, что нельзя начинать сначала – опять делать детей, опять строить новый дом. Всему свое время. Но человек всегда должен к чему-то стремиться? Значит, другие интересы должны быть. И другие цели.

- Какие другие? Да все те же. Шевелиться, а не лежать камнем.

Алик понял, к кому эта фраза относится. Промолчал.

- Желание добиться успеха может быть целью жизни, но смыслом жизни быть не может, - немного загадочно сказала Валентина Ивановна.

Но муж ее, видимо, понял и проворчал:

- Конечно, деньги не главное, когда они есть.

Алику показалось, что это отзвуки застарелого спора. И совсем ни к чему. Ну, папаша, открыл ящик Пандоры… Выручила Регина. Она неожиданно даже для себя все-таки предложила:

- Алик, может, споешь что-нибудь, как когда-то. Ты еще не разучился?

Все с надеждой на него посмотрели. Пора было срочно менять тему, поэтому Алик с легкостью согласился:

- Споем вместе, а я подыграю.

Он пошел за гитарой, вернулся на свое место по соседству с Региной. Окинул всех взглядом:

- С чего начнем?

Спели «Под музыку Вивальди». Тихонько, чтобы не мешать соседям. Сначала несмело, потом с удовольствием. У Регины был неплохой слух, у Лили довольно сильное контральто.

Регина попросила:

- Спой свое. О душе. Помнишь?

Алик не стал ломаться.

- Хорошо, - взял несколько аккордов, вспомнил мелодию. – Жалостная.

Песня когда-то - двадцать? нет, почти двадцать пять лет тому назад - пользовалась успехом. Она была немного сентиментальной. В ней пелось о трудной и длинной дороге жизни, дороге с рытвинами и ухабами, подъемами и спусками. На одном из ухабов герой потерял душу. Это очень тяжело, когда теряют душу, очень болит там, где была раньше душа, где-то под сердцем. Так у солдата, у которого на войне оторвало ногу, она продолжает болеть. И у героя – такой был припев - очень болело там, где раньше была душа, где-то под сердцем.

Песня принесла Алику большой успех и бурные аплодисменты слушателей.

Вдруг Лиля встала, ушла в дом и вынесла скрипку. Оказывается, гитара и скрипка могут звучать слаженно. Репертуар изменился, появились цыганские напевы. «Милая, ты услышь меня», «Две гитары под окном», «Я ехала домой, я думала о вас».

Лиля преобразилась. Лицо подобрело, помолодело и, безусловно, похорошело.

«А между прочим эта баба не такая уж стерва. Просто артисты все немного того… И сексуальная. Смотри ты, аппетитная, а ничего лишнего. Рост примерно как у меня…» - Стручков стал тихонько подпевать, негромко, чтобы не испортить песню. Ему медведь на ухо наступил.

Вечер закончился так же хорошо, как и начался.

Конец ознакомительного фрагмента

Тексты произведений © Александр Лозовский // Контакты

Наверх | Главная страница